Вера Мосова - Ходила младёшенька по борочку
– Дяденька, миленький, – обратилась она к извозчику. – Давайте уедем отсюда, покуда доктор не вернулся! Нельзя мне тут с ним оставаться! Увезите меня в Екатеринбург!
– Нет, в ночь я никуда не поеду! – повернулся к ней возница.– Опасно ночью в лесу. К тому же, барин мне ещё не заплатил. А с тебя чего взять? Поди, и денег-то нет. Вот заплатит мне барин вперёд и скажет, куда тебя свезти – тогда другой разговор, завтра с утра и отправимся.
И он снова отвернулся. Любушка готова была разрыдаться. Ну что же ей теперь делать-то?
Вдруг посреди дороги остановилась повозка с пожилой монахиней. Кучер спрашивал у прохожего, как проехать на какую-то улицу. Любушка соскочила с коляски и бросилась к ним:
– Умоляю Вас, матушка, спасите меня, возьмите с собой, иначе погибель мне грозит через моего спутника.
Та внимательно посмотрела на девицу и молча указала на сиденье напротив себя. Люба юркнула в повозку, и кучер тронул лошадей. Они уже поворачивали в проулок, когда девица увидела, что Пётр Яковлевич возвращается к своей коляске.
– Спасибо Вам, матушка! Сам Господь послал мне Вас во спасение! – перекрестилась Любушка.
– Куда путь держишь, странница? – спросила монахиня.
– Вообще-то я ехала в Екатеринбург, но куда привезёте, там и ладно. Главное – я избавилась от неминуемой беды.
– Мы в Екатеринбург и едем. Но только завтра. Сейчас мне надобно навестить одного мастера, а потом остановимся на ночлег у моей старинной приятельницы. Если тебе некуда пойти, то можешь остаться со мной.
Любушка искренне поблагодарила свою спасительницу.
– А имя твоё как же? – вновь обратилась к ней монахиня.
– Люба я.
– Любовь, значит? – усмехнулась старуха. – Уж не от любовей ли все твои беды-то, странница?
Люба пожала плечами. Наверное, монашка права.
В это время коляска остановилась возле какой-то избы.
– Подожди меня тут, я скоро! – распорядилась старуха.
– А можно мне с Вами? – с мольбой в голосе обратилась к ней Люба, ей было страшно оставаться одной, а вдруг доктор Иноземцев мчится следом за ними? Любе казалось, что рядом с монахиней она будет под её защитой.
– Ну, пойдём! – ответила та. – Видать, сильно тебя напугали-то, горемычная.
На стук им отворил невысокий бородатый мужичонка. Поверх рубахи на нём был повязан фартук из плотной материи, сплошь заляпанный какими-то разноцветными жирными пятнами.
– Здравствуйте, матушка Феофания! – приветствовал он старуху, а, увидав Любушку, кивнул и ей. – Добро пожаловать!
– И тебе доброго здравия, Глебушка! – ответила монахиня, входя.
Любушка поклонилась хозяину и последовала за своей спасительницей. Они вошли в просторную избу, где остро пахло красками и чем-то ещё. Любаша осмотрелась и поняла, что это иконописная мастерская. Кругом лежали сохнущие иконы, иные были не дописаны, а какие-то уже стояли у стены на столе, готовые к продаже. Любушка перекрестилась на образа. Тут же она увидела приготовленные к письму доски, которым ещё предстояло стать иконами. На некоторые из них была наклеена льняная паволока13, другие ещё не обработаны. В мастерской находились двое парней в таких же фартуках, как у хозяина, и девица в монашеском одеянии. Все они поприветствовали вошедших, а молодая монашка при виде гостей радостно всплеснула руками. Пока старая монахиня беседовала с хозяином, Любушка медленно двинулась по мастерской. Один из парней покрывал доску поверх паволоки белым грунтом, другой в это время смешивал зелёный порошок с какой-то жидкостью. Рядом лежала яичная скорлупа. Увидав, как заинтересованно Любаша смотрит на его действия, парень слегка улыбнулся и сказал:
– Краску делаю. Из малахитового порошка.
И он кивнул на чугунную ступку, из которой подсыпал порошок. Заметив, что Люба остановила взгляд на скорлупе, добавил:
– На яичной эмульсии замешиваю.
Люба благодарно кивнула ему. Тут же лежали небольшие камушки. Показав на зелёные камни, парень продолжал:
– Это малахит, из него зелёный порошок делаем.
Любаша опять кивнула.
– А это лазурит, из него голубой, – добавил он, указав на голубые камушки, а сам в это время внимательно разглядывал гостью.
Любашу, уже привыкшую к пристальным мужским взглядам, на сей раз почему-то покоробило такое откровенное внимание парня. Это казалось неуместным здесь, среди множества взоров, обращённых на них с икон. Она поспешила отойти от него и приблизилась к монашке, которая тонкой кистью прорисовывала складки одеяния Богородицы. Любушка замерла в изумлении. Никогда она не задумывалась, как делаются иконы, хотя видела их постоянно, и в каждом доме, и в церквях. Обычно они притягивали её взор, и помимо воли девица пристально вглядывалась в святые лики, которые рождали в душе благоговейный трепет. Сейчас она смотрела, как ловко работает кистью монашка, и душа её обмирала от причастности к таинству создания образа Божьей Матери. Голос старой монахини вывел её из оцепенения:
– Сестра Макария, готова ли ты вернуться в обитель?
– Готова, матушка Феофания! – откликнулась иконописица.
– Тогда собирайся!
Когда все попрощались с Глебом и уселись в коляску, за ворота вышли оба молодых мастера. Любаша заметила, что сестра Макария при этом зарделась и потупила глаза. Лошади тронулись, и парни помахали путницам вослед.
– Ну, Макария, сказывай, не зря ли ты сюда приезжала, какие премудрости в иконописании вызнать тут успела? – начала пытать её мать Феофания.
– Усердно работают мастера, истово, – отвечала Макария, – тут уж ничего не могу сказать. Вроде и всё как у нас делается, а всё равно как-то не так выходит.
– Уж, не на раскольничий ли дух ты намекаешь, милая? Вроде, Глеб ещё мальцом был, когда отец его вместе с братом перешли в единоверие, иначе им бы не позволили мастерскую-то держать.
– Есть в их письме что-то такое, что мне трудно выразить словами, – задумчиво проговорила Макария.
– А что сумеешь выразить – такое есть? – наседала матушка, хитро прищурясь.
– Есть, – улыбнулась монашка, – краски у них насыщеннее, и позолоты много используют. Да и мастера они отличные – этого не отнимешь.
– Чай, заказчики-то у них купцы да золотопромышленники, народец небедный. Им и образа подавай поярче, да чтоб с позолотой, – усмехнулась старая монашка.
Любушка слушала этот разговор и чувствовала, что сегодня ей приоткрылся новый, неведомый доселе мир. Разве могла она предположить ещё утром, что вечером окажется в таком необычном обществе, да ещё и увидит воочию, как пишутся иконы?! День, насыщенный самыми разнообразными событиями, шёл к концу, и она вдруг ощутила жуткую усталость. Глаза Любаши то и дело слипались, и ей стоило больших усилий постараться не заснуть прямо в повозке, пока они добирались до ночлега.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Пошо́ркала – потёрла, почистила (диал.)
2
Баска́я – красивая, симпатичная.
3
У́лошная качу́ля – качели, которые на второй день Пасхи артельно устанавливали в конце улицы для жителей всего околотка.
4
Корча́га – глиняный сосуд больших размеров.
5
Поставить на сся́дку – оставить молоко сквашиваться, то есть, оседать.
6
Муто́вка – приспособление для взбивания в виде палки с коротко срезанными на одном конце разветвлениями нескольких сучков.
7
Ко́конька – (образовано от ко́ка), кока – (диал.), так на Урале называли крёстную мать или крёстного отца.
8
Ку́бовый платок – платок из ткани с набивным рисунком (старинная технология кубовой набойки).
9
Пря́сло – изгородь из жердей
10
Куде́ля – (просторечное, от куде́ль) – волокно или шерсть, приготовленные для прядения.
11
Кержа́к – так называли старообрядцев (по названию реки Керженец в Нижегородской губернии, откуда они бежали на Урал и в Сибирь).
12
Завари́ха – блюдо, которое готовилось завариванием муки в кипящей воде.
13
Па́волока – ткань, наклеиваемая на иконную доску.
